Пропавшие без вести - Страница 28

Левченко поднял офицерский ремень и вытащил из кобуры пистолет:

— Вальтер. Хорошая машинка. Бери, лейтенант. Пригодиться. Чем больше у тебя оружия и патронов будет, тем больше проживешь и этих гадов на тот свет отправишь. А я себе парабеллум возьму, тоже вещь не плохая, но побольше размерчиком. Это мы сюда удачно зашли…

Кругом, куда ни посмотри, были различного размера ящики и мешки. С патронами, с гранатами, с консервами, один ящик даже с коньяком. Осматривая один из мешков, Андрей вытащил из него настоящую саблю в ножнах обмотанную плечевой портупеей:

— Васильевич, смотри, сабля! Как раз для тебя подарок.

— Это не сабля, лейтенант, а шашка. Причем, офицерская, драгунская. Наша, еще царская. Видишь, герб царский, гарда небольшая с защитной дужкой и ножны деревянные, кожей обтянутые, кольца с выпуклой стороны… Портупея плечевая. Шашку на плечевой носят, а саблю на поясной. Саблей только рубят, а шашкой можно и рубить, и колоть, и подрезать. Наверное, какой-то музей, гад, ограбил. Спасибо, лейтенант, за подарок. Но я же пластун. А нам шашки не положены. Возьми ее себе. Я тебя потом научу, как ей владеть.

— Спасибо, Васильевич. Но не знаю, получиться у меня или нет. А вон, смотри, немецкая снайперка. — Андрей взял в руки карабин Маузер 98 с оптическим прицелом. — Ну, хоть от этого подарка не откажись.

— А что, и возьму. Теперь у меня две снайперки будет. Теперь я в два раза больше немцев бить буду.

К "Ханомагу" подошел боец с немецким пулеметом на плече и винтовкой за спиной. Андрей его узнал, тот прикрывал орудие Левченко.

— Товарищ старший сержант, куда мне теперь податься? Наш взводный сказал, чтобы я с вами постоянно был.

— Как звать, боец?

— Красноармеец Громыхало. Виктор. Второй взвод третьей стрелковой роты.

— Молодец, красноармеец Громыхало. Хорошо из пулемета стреляешь. Фамилия у тебя подходящая. Значит теперь будешь не пехотинцем, а артиллеристом. А пока, назначаю тебя пулеметчиком на этой машинке. Залазь сюда и готовь свое оружие.

Громыхало важно обошел бронетранспортер, поставил в десантное отделение пулемет и залез сам. Григоров вылез на дорогу. К нему подбежал боец увешанный оружием, нашим и немецким:

— Товарищ лейтенант, разрешите доложить. Там на дороге, грузовик почти целый стоит. Только борта пулями побиты. Я шофером раньше был. Попробовал его завести, двигатель работает и колеса целые. В кузове много ящиков с патронами и гранатами. Вот бы его взять. Я по обочине сюда проехать могу.

— Молодец. Давай, действуй. Мы в него весь наш груз поместим.

Солдат, сбросив оружие в общую кучу, побежал к грузовику.

Красноармейцы уже перестали ходить по месту боя. Собрали все, что возможно. Они убрали разбитые мотоциклы с дороги, кстати, один оказался целым, пули посекли только пассажиров, затем побросали в кювет и трупы немцев. Часть бойцов ушла на позицию первого орудия хоронить наших погибших. Кто-то остался возле бронетранспортера. Один из красноармейцев завел уцелевший мотоцикл и попытался на нем проехать до поворота. Из-за поворота скорым шагом появился Попов. Он подскочил к мотоциклу, сев сзади водителя и приказал ехать к "Ханомагу".

— Андрей! Получен приказ из штаба полка. Срочно свернуться и идти за Дитятки. Там занять оборону на северной окраине села. Немцы захватили Горностайполь и переправу. Мы оказались отрезанными от Днепра. Остатки полка отступают в нашу сторону. Будем прорываться на север, в леса. Дальше связь оборвалась. Было слышно, что бой ведут. Так что, давай в темпе грузиться и ходу отсюда.

— Подожди. Надо наших погибших похоронить и честь им отдать. — ответил Григоров. Его поддержал Левченко:

— Да, товарищ лейтенант. Не по православному это. Погибших хоронить не отпевши. Не помянув. Грех ведь. Да и с утра не жравши… Голодный солдат, плохой солдат.

— Да я все понимаю, мужики! Но обстоятельства таковы, что нам медлить нельзя. Потом, и отпевать, и поминать будем. И пообедаем. А сейчас, надо выполнить приказ. А то, нам потом самим по головушке попадет. — с сожалением в голосе ответил Попов. — А это что за чудо?

По обочине к ним приближался немецкий грузовик. Это был тентованый трехтонный "Опель-Блиц". За рулем сидел наш красноармеец. Следом за ним скакали разведчики.

— Наши, нашли исправную машину. Туда все добро погрузить надо. — пояснил Григоров Попову, затем повернулся к Левченко. — Быстрее орудие из леса и цепляй его к бронетранспортеру.

— Красноармеец, — крикнул Попов стоявшему рядом бойцу. — пулей лети на тот холм и скажи всем, чтобы побыстрее заканчивали. Всем на шоссе. Уходим. Старший сержант, берите моих людей, пушку перетащить. Андрей, что твой немец? Заводи!

Левченко, выскочив из бронетранспортера, прихватив с собой несколько бойцов, побежал с ними к холму за орудием. Красноармейцы, подгоняемые Поповым, быстро забрасывали в подъехавший грузовик собранное ими оружие, боеприпасы и другое имущество. Немец, вместе с не отстающим от него ни на шаг Тишко, уже переодетый в старую выцвевшую красноармейскую гимнастерку, только брюки и сапоги остались у него свои, забрался в "Ханомаг", завел его и по команде Григорова, тоже севшего в бронетранспортер, проехал вперед с десяток метров. За пулеметом гордо стоял Громыхало.

Прибывшие разведчики доложили, что на одной из дорог перед развилкой, стоит большая немецкая колонна. Бронетранспортеры, танки, грузовики с пехотой и с пушками. Но никаких действий не предпринимают. Даже охранение не выставили. Обедают. Война войной, а обед по расписанию. Немец, мужчина пунктуальный.